11.11.2019

Несмотря на то, что искусствоведение позиционируется как обособленная от иных областей гуманитарной науки дисциплинарная предметность, характер самого искусствоведческого знания является зачастую дискурсивным. Данное противоречие можно было бы не педалировать и списать на специфический характер дисциплинарной идентичности искусствоведения, если бы не ситуация необходимости репродуцирования научных кадров, которое традиционно происходит посредством образовательной институализации: задаваемая методологическая «рамка» академической работы, являющаяся общей логической схемой для любой научной дисциплины, входит в конфликт со спецификой искусствоведения, оказывающегося с её точки зрения ничем иным как специфическим дискурсом. Не пытаясь разрешить данное противоречие, на основе накопленного эмпирического материала, связанного с преподаванием студентам-искусствоведам дисциплин «Академическая работа» и «Методика написания научного текста», делается описание тех социо-психологических микроконфликтов и проблем, с которыми сталкиваются начинающие исследователи искусства, оказываясь в данной ситуации, и в которых вынуждены существовать уже институализированные искусствоведы. Осознание данных проблем поможет ещё только включающимся в искусствоведение понять дисциплинарную специфику науки об искусстве, а уже сложившимся искусствоведам – отрефлексировать свое реальное место в её структуре.

Существование любого добровольного человеческого сообщества обусловлено целым рядом взаимосвязанных причин, главной из которых является функциональность образуемого единства – невозможность получения некоего результата вне данного объединения. Как это не покажется странным, но для любой научной дисциплины, безотносительно какой именно – естественнонаучной, социальной, гуманитарной, таким основным продуктивным результатом является не столько получение знания в отношении соответствующей конкретной дисциплине предметной области (оно может возникать и вне границ дисциплинарного сообщества), сколько утверждение и закрепление данного знания в актуальный момент времени в качестве заместительного в отношении конкретного наличествующего и несение за это утверждение (а, следовательно, – и за знание) определённой социальной ответственности.

В связи с этим возникает серьёзная проблема, обусловленная тем, что в условиях любого дисциплинарного сообщества реально только какая-то незначительная часть его занимается непосредственно знанием – проблематизацией имеющегося, поиском путей его оптимизации и его приращением, тогда как основная масса институализированных субъектов научной дисциплины осуществляет по отношению к познавательной принципиально иные, причём не менее важные – организационные, охранительные и образовательные функции. Однако это приводит к тому, что для тех, кто обслуживает дисциплинарное знание, оно оказывается не живым рабочим материалом для научно-исследовательской деятельности, а субстанцией – единственно возможной данностью, любая трансформация которой воспринимается как потенциальный подрыв самих основ конкретной дисциплинарной идентичности.

Ещё одна проблема непосредственно вытекает из предыдущей, и связана она с прямой или косвенной симуляцией теми, кто обслуживает дисциплинарное знание, научно исследовательской деятельности, что в том числе связано с социальным запросом к ним на такого рода деятельностную активность (при этом совершенно не важно осознаётся ли самими субъектами эта их активность как симуляция). В случае с прямой симуляцией мы сталкиваемся с продуцированием «пустого знания» – информации, не содержащей в себе уникальных компонентов, которые могли бы быть вписаны в знаниевую сетку соответствующей дисциплинарной предметности. В случае с косвенной симуляцией – знания исходно дискурсивного – обусловленного субективно-мотивированным, либо субъективно-произвольным специфическим концептуальным взглядом на что-то конкретное, лежащее в предметной области, соответствующей данной дисциплинарной предметности («А давайте посмотрим на наш предмет с точки зрения гинекологии?..»). При этом и то и другое потенциально формирует внутри дисциплины специфический дискурс или даже дискурсы, связанные уже не с дисциплинарной идентичностью, а по сути с индивидуализированной точкой зрения и частным интересом, притягивающими к себе либо тех, кому близки эти взгляды, либо тех, кто просто-напросто институционально зависят от порождающих такого рода «пустое знание» субъектов. Всё это обуславливает формирование такой ситуации, что в естественнонаучных дисциплинах происходит стагнация знания – противостояние всему тому новому, что не укладывается в существующее на актуальный момент представление тех, кто к знанию не имеет непосредственного отношения, а в гуманитарных дисциплинах и в частности в искусствоведении к фактической потери знанием дисциплинарного статуса и превращения дисциплинарного сообщества в специфический псевдодисциплинарный дискурс, с которого, по сути, и начинается жизнь любой дисциплины.

Для того, чтобы, с одной стороны, проявить дискурсивный характер искусствоведческого сообщества, а, с другой – обосновать социо-психологическую подоплёку, лежащую в основе данного утверждения, приведём всего лишь один, но, наверное, самый показательный пример, связанный с рассмотрением череды взаимосвязанных микроконфликтов, возникающих между a) студентом-искусствоведом, b) преподавателем дисциплины «Академическая работа» (или, по сути, её аналогов, имеющих иные названия: «Методика написания научного текста», «Основы академической культуры» и т. п.), а также c) преподавателем-предметником (искусствоведом). Эмпирической базой для выявления данных микроконфликтов послужил непосредственный опыт автора данной работы, связанный с преподаванием рассматриваемых дисциплин студентам-искусствоведам (бакалаврам и магистрантам) на факультете истории искусства Российского государственного гуманитарного университета с 2013 года по настоящее время.
<...>

Штейн С.Ю. Дисциплинарность и дискурсивность в искусствоведении: социопсихологические аспекты / Штейн С.Ю // Вестник РГГУ. Серия «Философия. Социология. Искусствоведение». 2019. No 2. С. 126–135. DOI: 10.28995/2073-6401-2019-2-126-135 (скачать pdf)


ORCID iD icon